Ураган

 Было ясное апрельское утро, слегка подмораживало. На небе ни облачка. И, пользуясь случаем, солнышко, прикасаясь своими лучами к каждой снежинке, играло самоцветами, отражаясь преломлялось в ярчайшие отблески, слепя глаза прохожим. А те блаженно жмурясь, радовались зарождавшемуся прекрасному весеннему дню.

 Дед Гордей, войдя через приоткрытые ворота в конюшню, остановился, привыкая глазами к полумраку помещения. Одновременно, ловя ухом такие знакомые, ставшие за многие десятилетия работы с лошадьми звуки: похрустывания сена на зубах лошадей, вздохи, почесывания о переборки денников, переступания с ноги на ногу. Послушав какое-то время, «песню» звуков приятную его душе и, радуясь, что в его хозяйстве царит порядок, дед Гордей двинулся по проходу в дальний конец конюшни. Где, в свеже - выбеленном известкой деннике, стояла его любимица, кобылица золотистой масти в белых чулках и белой полосой на морде. Почуяв хозяина, она тихим коротким ржанием его поприветствовала. Как-то сразу стало шумно, лошади засуетились, зафыркали, потянулись мордами к проходившему мимо них человеку. А тот, весело балагуря, здоровался с каждой при этом успевал потрепать за морду и сунуть в бархатные лошадиные губы соленый сухарик. В ответ дружным треском поедаемых лошадьми сухарей огласилась вся конюшня.

 Подойдя к деннику Красотки, так звали золотистую кобылицу, дед Гордей вынул из кармана видавшего виды древнего тулупчика, едва ли не древней самого деда, кусок колотого сахара и, бормоча самые ласковые слова в адрес своей любимицы, протянул к ней открытую ладонь с лакомством. Красотка мягко, одними губами, взяла с дедовой руки кусок сахара и, блаженно жмурясь, с хрустом раскусила его своими белоснежными зубами.

 Неожиданно дед Гордей под животом Красотки узрел какой-то шевелящийся черный как уголь комок. Проморгавшись, он разглядел присосавшегося к красоткиному вымени, вороной масти, жеребёнка. Несказанно обрадованный дед вошел в денник, погладил лоснящийся золотым отливом бок Красотки, отмечая про себя, что родившийся этой ночью жеребёнок мужского рода и своей вороной мастью, белыми чулками и белой звездочкой на лбу как две капли воды похож на своего прадеда, жеребца по имени Пифагор. Прозванного так за свою склонность к неординарным поступкам. Для которого не существовало не разрешаемых задач. Если он облюбовал чей-нибудь стог сена - то выбрав подходящий момент, подойдя к загородке вокруг стога, садился задом на нее и, раскачивая, в конце концов, проламывал в ней подходящую дыру. После чего вся его «компания» лошадей за несколько часов уничтожала, кем-то припасенное для своей скотинки, сено.

 Проходящий год был для таёжного зверя не благоприятный. Урожай кедровой шишки слабый. Поздние весенние заморозки прихватили уже зацвевшие ягодники. Поэтому ягоды черники, брусники и клюквы тоже не уродились. Ну, а засуха, как водится, внесла свою лепту неурожаем грибов.

 Неторопливо бредя по осеннему лесу, Большая бурая медведица с тоской вспоминала о невозвратно ушедших годах ее прежней жизни. О рожденных ею в разные годы медвежатах. Которые в свою очередь повзрослев, сами воспроизвели на свет несколько поколений медвежьего рода.

 В скором времени медведице нужно было ложиться, в неподалеку оборудованную для зимней спячки, берлогу. А из-за неурожайного года она не смогла набрать нужного запаса жира для подпитки медвежьего организма во время зимнего сна.

 Так, годами выверенным, умеренным шагом, переходя от одного заветного места к другому, в поисках чего-нибудь съестного Большая медведица неожиданно для себя вышла к устью ручья, впадавшего в более широкую речку. Недалеко от устья ручей перегородила запруда, сделанная руками человека. Присмотревшись, медведица увидела неподалеку еще одну запруду. Принюхавшись и осматриваясь по сторонам, она осторожно приблизилась к рукотворному сооружению. Увиденное привело ее в трепет. Между двумя запрудами стояла сплошной стеной рыба. Годами выработанная осторожность сдерживала медведицу на месте. С шумом втягивая ноздрями воздух, она пыталась учуять, обычно всегда присутствующий в таких местах человеческий запах, к которому у зверя от природы заложена крайняя осторожность, граничащая со страхом. Поэтому, учуяв человека, медведица старалась обойти стороной опасное место. Но сколько она ни принюхивалась, опасного для себя человеческого запаха, так и ни учуяла. Еще не много поосторожничав, Большая медведица, подойдя к ловушке битком набитой рыбой, сходу погрузила в аппетитно шевелящуюся серебристую массу, открытую пасть и, зажав в ней несколько трепещущих рыбин, два-три раза жевнув, судорожно проглотила. Повторяя раз за разом эту процедуру, стала постепенно наполнять свой желудок почти не пережеванной рыбой. По мере насыщения, тщательней пережевывала и выбирала из ловушки более крупные экземпляры. Наевшись до отвала и отойдя немного в лес от места пиршества, выбрала укромное место за огромным выворотнем с нависшими пихтовыми лапами, улеглась и мгновенно уснула. Пробудившись ранним утром, не теряя бдительности, принюхиваясь и осматриваясь по сторонам, медведица не слышно как тень, выйдя из леса, приблизилась к вечернему месту трапезы. Отметив про себя, что ничего не изменилось, если не брать во внимание рыжую лису, которая на противоположном берегу ручья периодически выбегала из кустов, воровато оглядываясь по сторонам, выхватывала из ловушки рыб и скачками удирала назад в кусты. Понаблюдав какое-то время за рыжей плутовкой, Большая медведица теперь уже спокойно, со знанием дела, выбирая понравившиеся ей самые крупные жирные рыбины, стала утолять, пробудившийся за прошедшую ночь, голод.

 На этот раз судьба благоволила Большой медведице. Нежданно свалившееся на нее «рыбное счастье» позволило буквально за короткий срок нагулять, такой нужный для зимовки, жир. Почувствовав через определенное время, что жировой запас пришел в норму, медведица двинулась, к загодя приготовленной к зимней спячке, берлоге.

 На двух конных санях дед Гордей со своим помощником Стёпкой подвезли к конному двору сено для лошадей и, выдернув воткнутые вилы из сложенного копной на сани сена, стали раскладывать его в ясли, тянувшиеся вдоль загородки, огораживающей конный двор.

 Выпущенные на променаж лошади, не торопясь подходили к яслям, наполненным сеном и, пофыркивая от попадающей в ноздри сенной пыли, с удовольствием приступали к трапезе. Подошла и Красотка со своим чёрным, как вороново крыло, жеребёнком. Малыш заметно подрос и окреп за три недели своей юной жизни. Твердо держался на своих тонких, но довольно длинных ногах. Красотка пучками доставала сено из яслей, спокойно его пережевывала. Жеребёнок же наоборот, все время суетился. Подходил то с одной стороны, то с другой к вымени Красотки и два-три раза дернув за сосок, перебегал на другую сторону. Потом вдруг резко развернувшись на задних ногах, рванул галопом в другой конец двора. Доскакав до конца, развернулся и полетел в обратную сторону, увлекая за собой других жеребят. Через мгновение за ним, задрав хвосты и неуклюже разбрасывая в стороны ноги, скакали более двух десятков разных мастей жеребят. Стёпка, не выдержав, громко засвистел на все лады, поддавая жару. Жеребята взбрыкнув, понеслись еще быстрее, подымая клубы снежной пыли. Дед Гордей с улыбкой наблюдал за спонтанно образовавшимися жеребячьими бегами, возглавляемыми вороным жеребёнком. Как ни старались некоторые жеребята его обогнать, ничего у них не получалось. Почувствовав, что его пытаются обойти он, казалось без каких-либо усилий, увеличивал скорость и спокойно уходил в отрыв. Постепенно ряды бегунов редели. Уставшие жеребята, переходя на шаг, брели к своим мамкам. В конце концов, вороной жеребёнок в гордом одиночестве, описав последний круг, пофыркивая, рысью направился к Красотке.

 Дед Гордей долгое время не мог придумать имя для вороного жеребца. На ум ему приходили разные имена, такие как: Ворон, Цыган, и пока тот был еще подростком, называл его Чернышом. Подрастая как на дрожжах, Черныш со временем превращался в рослого, хорошо сложенного, тонконого породистого жеребца. И дед, размышляя о том, как все-таки назвать вороного, приходил к мысли, что имя жеребчику нужно дать такое, чтобы оно вмещало в себя сразу все достоинства и недостатки его взбалмошного и в тоже время гордого характера, не любящего ни в чем никому уступать.

 Летом после паводка, когда вода, освобождая сор, входила в привычные русла рек, речушек и ручьев, все окрестности покрывались буйной зеленой растительностью. Для лошадей наступала пора вольготной жизни. До новогодних праздников бродили разномастные конские табуны, полуодичавшие, обросшие длинной, лоснящейся на солнце, густой шерстью, спасавшей их от лютых декабрьских морозов.

 В конце декабря табунщики на снегоходах ездили по сорам в поисках своих табунов. Отправились на поиски и дед Гордей со Стёпкой. Полагаясь на свой многолетний опыт, дед направил свой снегоход прямиком в медвежий угол, который славился своим разнотравьем. Сочная и густая трава как магнитом притягивала к себе лошадей, а те в свою очередь, любителей жеребятины, бурых медведей. Но, не смотря ни на что, самые отчаянные жеребцы все-таки водили туда свои косяки лошадей.

 Выехав из-за очередного острова, дед Гордей и его неизменный спутник и помощник Стёпка, обнаружили один из косяков их многочисленного табуна. Постепенно объезжая бесчисленные соровые острова, собирали косяки, возглавляемые жеребцами одиночками, в один большой табун. Собрав - погнали домой в поселок.

 Ближе к вечеру, разгоряченный быстрым бегом, табун ворвался как вихрь в притихший поселок. Лохматые, с развивающимися на бегу, отросшими за время вольной жизни, гривами и хвостами, покрытые куржаком, храпящие кони напоминали скорее каких-то сказочных чудовищ, чем земных существ.

 Жители поселка выскакивали налегке из домов на улицу и, прижавшись спиной к ограде, чтобы не быть стоптанными лошадьми, завороженно смотрели на пробегавший мимо них в клубах пара сытый, нагулянный с белой от инея шерстью, табун красивейших животных. Все поселковые собаки попрятались во дворах и, не издав ни звука, удивленно наблюдали за происходящим из подворотен.

 Направив табун в нужном направлении, Степка рванул на снегоходе кратчайшим путем к конному двору на перехват. На несколько минут опередив табун, он перекрыл снегоходом дорогу, оставив широкий проход с открытыми воротами на конный двор.

 Первым из «жерла» крайней улицы, как будто выпущенный из пращи, вылетел вороной, из его широких ноздрей струями вырывался пар, мохнатые от инея ресницы красиво обрамляли большие, темные как сливы глаза, длиннющие грива и хвост волнами развивались в такт его бега. Вихрем, пролетев мимо Стёпки, вороной ворвался через открытые ворота на конный двор. Описав, постепенно замедляя бег, полный круг по двору, он остановился, по-хозяйски оглядывая все вокруг. За вороным плавно, сплошным потоком протек в ворота весь табун.

 Стёпка взахлеб, сбиваясь, начал рассказывать деду Гордею о вороном. «Ну, просто ураган, а не жеребец» - сказал, заканчивая свое повествование Степан. Улыбнувшись в свои прокуренные рыжие усы, дед Гордей, подойдя к загону, в полголоса позвал вороного - «Ураган». Вороной повернул к деду голову. «Ураган», иди ко мне!» - позвал теперь уже громко дед. Издав гортанный, только лошадям присущий, звук вороной скорым шагом направился к деду. Подойдя, мордой потёрся о дедову щёку, ущипнул губами за ухо. Дед одной рукой ласково потрепал вороного по морде, а второй достал из кармана кусок сахара. Вороной, смешно шевеля вытянутыми в трубочку губами, потянулся к лакомству. Угостив коня и продолжая его поглаживать, дед Гордей подумал, что вот наконец-то и нашлось для вороного подходящее имя - Ураган.

 В одну тихую, морозную январскую ночь Большая медведица родила медвежонка с варежку величиной. Повинуясь инстинкту, малыш переполз к материнской груди и, найдя сосок с причмокиванием начал пить медвежье молоко. Медведица улеглась в удобную для себя и малыша позу, нежно прикрывая его большой мохнатой лапой. Напившись до отвала впервые в жизни материнского молока, медвежонок уснул, продолжая уже во сне чмокать периодически губами.

 Ближе к весне медведица стала часто просыпаться. Проснувшись, ворочалась, прислушиваясь с беспокойством к внешнему миру и, не уловив в воздухе знакомых запахов долгожданной весны, вздохнув, снова засыпала, теперь уже чутким тревожным сном.

 Но в природе, как водится, все идет своим чередом. Вот и весна, дождавшись своего часа, покатилась теплой волной на просторы Западной Сибири, оттесняя уже изрядно всем поднадоевшую зиму. Пробуждаясь от зимней спячки, природа заполняла все вокруг зарождавшейся новой жизнью. На припекавшем весеннем солнышке, потемневшие, пропитанные талой водой сугробы, разрыхляясь, опадали на землю. Из под них сочилась влага, собираясь во впадинах, накопившись, стекала в ложки и лога, превращаясь в журчащие ручьи, несущие свои весенние талые воды, в заметно обмелевшие за долгую сибирскую зиму болота, реки и озера.

 Сквозь дрёму Большая медведица учуяла, проникший через чёло в берлогу оживляющий, бодрящий свежими ароматами, весенний ветерок. Мгновенно проснувшись, прислушалась к доносящимся извне лесным звукам. Суетясь, задвигала лапами, разминая их после вынужденного долгого зимнего бездействия. Потревоженный медвежонок, недовольно хныча, попытался поудобней пристроиться возле материнского бока, но медведица, не обращая никакого внимания на хныканье медвежонка, поднялась на ноги. Постояла, привыкая к новому положению тела, высунула сквозь чёло голову из берлоги на улицу. Принюхиваясь, осмотрелась по сторонам и, не учуяв ничего подозрительного, приподнявшись на задних лапах, одним рывком выскочила из берлоги, проломив плечами, заваленный с осени валежником, вход. Какое-то время отряхивалась, освобождаясь от прилипшей хвои, приводя свалявшуюся за время спячки шерсть в надлежащий порядок. Отряхнувшись и еще раз, осмотревшись по сторонам, хакнула пару раз, призывая к себе медвежонка. Дрожа и жалобно скуля, тот осторожно выбрался первый раз в жизни на белый свет. Медведица, уходя прочь от берлоги, время от времени издавала хакающие звуки, зовя за собой малыша.

Медвежонок, тихонько поскуливая, испуганно зыркая по сторонам, семенил за уходящей медведицей на своих голенастых тонких лапах, мотая несоразмерно по отношению к тщедушному туловищу, большой головой.

 Ноги сами привели Большую медведицу к прошлогоднему месту жировки. Ручей, где она прошедшей осенью славно попировала, разлившись, оторвал от припая лёд, который разламываясь на отдельные льдины, с треском продавливал в деревянных запорах зияющие бреши, шумно скатывался вниз по течению, увлекаемый вешними водами.

 Набившаяся между деревянными запорами прошлой осенью рыба, после ледостава погибла от недостатка кислорода. Какая-то ее часть, увлекаемая течением, вместе со льдом уносилась прочь. А оставшаяся - плотным слоем лежала вдоль обоих берегов, сдерживаемая остатками деревянного запора, от смывания в русло ручья.

 Не останавливаясь и не теряя времени даром, Большая медведица быстрым шагом, подойдя к ручью, сходу ударом своей ногтистой лапы, выбросила на берег приличный пласт спрессовавшейся за зиму, замороженной рыбы. Довольно урча, стала поедать выгрызаемые из пласта мощными клыками куски мёрзлой рыбы. Медвежонок, стоя неподалеку, с недоумением созерцал за происходящим. Ему было невдомёк, что в недалеком будущем он сам будет с превеликим удовольствием поедать и ту же рыбу, и ягоды, и насекомых, и еще всякую разную вкуснятину, которую его мама медведица будет исподволь, невзначай показывать медвежонку, приучая тем самым самостоятельно добывать пищу.

 В первый год жизни медвежата растут очень быстро. Спустя несколько месяцев наш нескладный медвежонок сильно вырос, превратившись, в симпатичного рослого пестуна. Подрастая, споро обучался приемам охоты на различных диких животных, которые ему показывала медведица. И уже на втором году жизни, мог самостоятельно добыть какого-нибудь зазевавшегося молодого оленя или лося. Любимым занятием пестуна было выкапывание барсуков из коротких отнорков, куда они, спасаясь от медведей, заскакивали, не добежав до основной глубокой норы. По-быстрому раскопав барсучье убежище, пестун с превеликим удовольствием «выуживал» оттуда незадачливого «бегуна».

 В силу своего возраста Большая медведица не могла больше рожать медвежат и, понимая это, она не прогоняла от себя пестуна еще два года. Но природа всегда берет свое. Со временем пестун окреп, набрал вес и намного перерос свою мать, Большую медведицу. Заматерев, стал уже не пестуном, а огромным бурым медведем. В одиночку спокойно справлялся с матерыми сохатыми. А так как на территории Западной Сибири у бурых медведей практически врагов нет, за исключением человека, - то жилось ему сыто и вольготно.

 К пяти годам жеребцы начинают обзаводиться «гаремами», сгонять в косяки под свой присмотр молодых, свободных от опеки конкурентов, кобылиц. Более сильные и наглые в жестоких драках отвоевывают себе право на обладание большим числом кобылиц, чем их слабые соперники. Ураган, обладая характером лидера, будучи по сути своей еще молодым пятилетним жеребцом, смог отвоевать в тяжелых турнирных боях с молодыми и взрослыми жеребцами, которых он превосходил по силе и выносливости, более двадцати кобылиц для своего косяка.

 Водил свой косяк Ураган всегда в Медвежий угол. Там и трава была погуще и повкуснее, и конкурирующих жеребцов со своими косяками было намного меньше, чем на других пастбищах.

 Жеребцы хоть и держали ухо востро, с большим вниманием и осторожностью, оберегая косяки от медвежьих набегов, всё равно периодически совершали ошибки, что приводило к гибели, в первую очередь, по какой-либо причине заболевших или травмированных, лошадей. Таким образом, происходил естественный отбор. Выживали самые сильные, умные, хитрые, от которых в дальнейшем рождалось здоровое поколение, что очень благоприятно действовало на местную западно-сибирскую популяцию лошадей.

 В косяке Урагана, начиная с момента его образования и, до описываемых событий, потерь, по вине его предводителя, никогда не было. Потому, что Ураган обладал каким-то феноменальным чутьём на приближающуюся опасность, и всегда вовремя уводил свой косяк в более безопасное место. Хорошо изучив за годы своей жизни окрестные пастбища, Ураган знал, где и в какое время летне-осеннего сезона произрастала самая густая и сочная трава, отличавшаяся от других мест своим разнотравьем.

Спокойно бредя от пастбища к пастбищу, косяк, возглавляемый Ураганом, все дальше и дальше продвигался в северо-западном направлении. Попадающиеся на его пути мелкие ручьи преодолевал вброд, более глубокие - дружно переплывал. Так незаметно для себя, увлекшись, косяк, форсировав очередную водную преграду, вышел на пастбище, на котором никогда еще не бывал. Трава здесь была особенно густая и высокая, почти в рост взрослой лошади. Пастбище неширокой полосой уходило вдаль, располагаясь между двумя длинными узкими соровыми островами, густо заросшими березняком вперемежку с осинником и тальниками. Лошади с удовольствием стали пастись на, неожиданно попавшей на их пути, целине. Ураган осторожно, не теряя бдительности, обойдя вокруг пасущегося косяка и, зорко всматриваясь в окружающие пастбище острова, ничего подозрительного не обнаружил. Легкий ветерок, к которому он тщательно принюхивался, - тоже не принес никаких подозрительных запахов.

 Будучи от природы наделенным огромной физической силой и намного превосходящим, своих соплеменников, ростом, Большой бурый медведь одним своим видом наводил на них панический страх и ужас. Поэтому на его охотничье-кормовой участок никогда никто не рисковал заявить свои права. А если бывало, по какому-нибудь недоразумению, и забредал кто-то в поисках охотничьего счастья-то, то после знакомства с хозяином участка в паническом бегстве покидал его территорию и навсегда забывал туда дорогу.

 Периодически увлекаясь своим любимым занятием, Большой медведь ходил от одного сорового острова к другому, по пути разоряя барсучьи норы, лакомился жирной барсучатиной, которую любил больше, чем какую-либо другую пищу. Наевшись досыта нежного, жирного барсучьего мяса, он переходил на растительную пищу. Поедал с удовольствием во множестве, растущие на островах, грибы. Ловко, одними губами, не сорвав ни единого листочка, собирал различные ягоды.

 Подходя к свежим пням и валежникам, прислушивался, и уловив своим чутким ухом характерный звук, грызущей древесину личинки короеда, осторожно когтями обдирал с валежины или пня кору и, с наслаждением слизывал с её внутренней стороны личинок.

 Увлекшись любимым занятием, Большой медведь ушел далеко от своего охотничьего участка. И зайдя на очередной соровой остров, нос к носу столкнулся с его хозяевами, бурой медведицей и ее двумя пестунами. От неожиданности Большой медведь, рявкнув громовым голосом, встал на дыбы, шерсть на загривке и голове, поднявшись, торчала во все стороны, придавая его огромной фигуре еще более устрашающий вид. Пестуны, увидев такого монстра, с визгом рванули в разные стороны. Медведица, тоже изрядно испугавшись, неожиданно появившегося великана, ревя, боком, прижав уши, отступала назад, пока не скрылась за ближайшими деревьями. Большой медведь еще какое-то время понаблюдал за удирающими соплеменниками и спокойно продолжил свой путь дальше.

 Пасущийся косяк лошадей, идя между двумя длинными соровыми островами, незаметно для себя зашёл в самое узкое место пастбища. Ураган, в очередной раз, обходя тщательно оберегаемый им косяк, вдруг почувствовал еле уловимый запах злейшего врага лошадей, медведя. Всхрапнув, тем самым подав тревожный знак косяку, рыская из стороны в сторону, с шумом, широко раскрывая ноздри, вдыхал в себя воздух, пытаясь определить направление источника запаха. Встревоженные лошади, плотным кольцом окружив жеребят, серединой пастбища, зорко озираясь по сторонам, следуя за Ураганом, старались побыстрее проскочить злополучную горловину.

 Ловко слизывая спелую бруснику, росшую полосой с солнечной стороны острова, Большой медведь помалу переходил к самому его краю. Продолжая уплетать за обе щёки ягоды, наткнулся на муравейник. Недолго думая, двумя лапами разворошил его. Потревоженные муравьи, хватали в разорённом гнезде белые продолговатые яйца и, пытаясь спасти их от «разбойника», тащили в безопасное место, вглубь муравейника. Не обращая никакого внимания на облепивших лапы и морду кусающихся муравьёв, медведь ловко, кончиком языка, собирал из разрушенного муравейника яйца вместе с попадающимися на язык кисленькими на вкус муравьями и, похрюкивая от удовольствия, поедал их. Приблизившись к самому краю острова, Большой медведь, в налетевшем на него дуновении ветерка, учуял резкий запах продвигавшегося вдоль острова косяка лошадей. Быстро припав к земле, он лихорадочно соображал, как ему лучше поступить в создавшейся ситуации. Оглядевшись по сторонам, увидел, по ходу быстро идущего косяка, весь в валежниках, островной выступ. Несмотря на свой огромный рост, медведь, стараясь быть не замеченным, казалось, стелился по земле, с невероятной скоростью продвигаясь к островному выступу наперерез косяку. Достигнув намеченной точки, залег за валежиной, между двумя выворотнями, приготовившись к атаке.

 Ураган, сбив косяк в плотную живую массу, старался быстро его провести через узкую горловину мимо островного выступа. Уже на подходе к выступу, жеребец вдруг заметил метнувшегося за валежину крадущегося медведя. Храпя, он метался между в панике топчущимся на одном месте косяком и, лежащим в засаде медведем. Вдруг жеребец, резко развернувшись с невероятной скоростью, в несколько скачков, вихрем пролетев то небольшое расстояние, отделявшее его от медведя, сходу обрушил невероятной силы удар своего правого переднего копыта, вложив в него всю мощь своего молодого здорового организма, на череп, не ожидавшего такой дерзости, Большого медведя.

 Притаившись за валежником для наблюдения за косяком, медведь терпеливо выжидал удобного случая для броска, на опрометчиво близко подошедшую жертву. Два выворотня, расположенные по обеим сторонам от лежащего в скрадке медведя, значительно сокращали ему панораму обзора местности. Поэтому, он видел только часть, нервно кружащегося на одном месте косяка и, с храпом метавшегося из стороны в сторону вороного жеребца. Периодически, теряя того, из-за плохого бокового обзора из виду, слыша, однако то приближающийся, то удаляющийся топот его копыт. Пытаясь получше разглядеть, что происходит впереди него, медведь, приподняв голову, высунулся из-за валежины и, в тоже мгновение его мозг взорвался от молниеносно пронзившей голову страшнейшей боли. Раздробленная медвежья голова, дернувшись, поникла, орошая землю обильно текущей темной горячей кровью, толчками выбрасываемой ещё живым, могучим сердцем Большого медведя. С каждым толчком крови из обессилевшего медвежьего тела быстро уходила жизнь.

 Нанеся смертельный удар медведю, разгоряченный Ураган огромным скачком, отпрыгнув в сторону, от места разыгравшейся трагедии, рванул к своему косяку лошадей, оглашая всю округу победным звонким ржанием. Казалось, его копыта не касаются земли. В своем стремительном беге с развивающейся гривой и длинным хвостом жеребец напоминал низколетящую большую сказочную птицу. Не добежав немного до своего косяка, Ураган неожиданно споткнувшись, на полном скаку рухнул на землю, приминая траву, кубарем покатился к ногам, в испуге отпрянувших лошадей. Не выдержало ретивое вороного жеребца такого количества выплеснутого организмом в кровь адреналина, взорвалось, мгновенно прекратив победный бег Урагана. Еще не осознав случившегося, вокруг лежащего на примятой траве Урагана, растерянно топтались лошади с притихшими и жмущимися к их ногам жеребятами.

Петр Зайцев

Ханты-Мансийск,
 03.11.2016 г.

Сохранены орфография и пунктуация автора.