Они судьбу не выбирали

Помнить корни свои
Шрифт

Воспоминания Змановской (Безель) Марии Яковлевны о  своих родителях Безель Якове Яковлевиче и Анне Клементьевне.

Побывав в 2013 году на 285-летнем юбилее д. Шапша, мы с сестрой заметили отсутствие информации о жизни деревни в военные и послевоенные годы, в частности, о жизни спецпереселенцев.

Пишу о том, что помню сама, о чем рассказывала мама, Анна Клементьевна Безель. Ведь 20 лет (с 1942 по 1962 годы) – отрезок жизни довольно внушительный, и не только для наших родителей. Это история поколения  репрессированных: русских, украинцев, немцев, калмыков, которые волею судьбы были изгнаны с родных мест и переселены в места столь отдаленные. Это жизнь ссыльных спецпереселенцев, не имеющих права ни на что – только труд с утра до ночи.

Моя бабушка Анна Францевна Дингель родилась в 1887 году. В начале прошлого века с семьей переехала из Автономной Республики Немцев Поволжья в Ленинград. Дедушка Клементий Дингель работал на фабрике по пошиву обуви, бабушка – кондитером. Когда началась Великая Отечественная война, моей маме исполнилось 5 лет. Мамин отец умер в первую блокадную зиму от голода. Старшая сестра Зинаида (старше мамы на 14 лет) в ту зиму пропала без вести. Как удалось выжить бабушке и маме – одному Богу известно. 

В марте 1942 года, на основании постановления Военного совета Ленинградского фронта «Об обязательной эвакуации финского и немецкого населения из пригородных районов области и города Ленинграда», бабушка была репрессирована по политическим мотивам, и по «Дороге жизни» их с мамой вывезли из Ленинграда. Начались переезды, распределения, проверки документов, этап, конвой, комендатура. Везли в спецвагонах, как врагов, по железной дороге до Тюмени, потом водным транспортом на баржах дальше на Север, до Ханты-Мансийска. 

Поздней осенью вместе с другими спецпереселенцами привезли в деревню Шапша, комендант распределил на постой по домам.  Комендант был один на несколько деревень, все его боялись, молчали. Но как только он уехал, хозяева выгнали бабушку с ребенком на улицу. Война... У многих близкие сражались на фронте с фашистами, гибли, и людям было тяжело мириться с немцами по соседству. 

Всю зиму бабушка с мамой жили в конюховке конного двора, куда бабушку определили работать. Там была печка, и благодаря этой печке они пережили  ту суровую зиму.

К весне 1943 года жизнь потихоньку стала налаживаться. Люди ценили трудолюбие, доброту и отзывчивость бабушки. Она не помнила зла, делилась всем, что имела и умела сама. Так, когда кололи скот, она собирала кровь и научила деревенских варить колбасу из крови и потрохов.  Под жилье бабушке с мамой выделили избушку. Осенью мама пошла в школу, проучилась один год, но вынуждена была пойти в няньки. С 13 лет начала работать в колхозе за трудодни. 

Военные, да и послевоенные годы – это время лихолетья. Потрясений и бедствий хватало всем, особенно спецпереселенцам. Все также продолжался надзор, раз в неделю надо было отмечаться у коменданта. Так было до 1956 года. 

Несмотря на военное детство и суровую, полную тяжелого труда юность, моя мама считала 20 лет, прожитых в деревне Шапша, самыми прекрасными. Здесь она встретила и полюбила нашего отца, Якова Яковлевича Безеля, 1930 года рождения. Он был старший из трех детей репрессированной с Поволжья Амалии Яковлевны Безель. Истории их жизни оказались схожи. Он с раннего детства работал, помогал своей маме класть печи (она была мастерица), трудился на сезонных работах, а в 15 лет стал лесорубом. В 1955 году мама и папа поженились, у них родились мы – три дочери.

Семья переехала жить в поселок ДОК (поселок дерево­обрабатывающего комбината. – Прим. ред.). Папа работал там бригадиром лесорубов. Поселение ДОК располагалось в двух километрах от Шапши. Оно состояло из десятка домов, был свой магазин, клуб, баня, пекарня. В школу и медпункт ходили в Шапшу. В ДОКе рядом с нами жили репрессированные, как и мы, по национальному признаку, также были сосланные как кулаки, были приехавшие по вербовке, другие выходцы с разных мест. Люди работали в основном на лесозаготовке. Дрова вывозили летом на баржах, лес сплавляли в плотах по реке. Люди были молоды, полны сил – все трудности были по плечу. Дружили, создавали семьи, растили детей. Так, в семье Александра Романовича Ряднова и Лидии Фридриховны Фукс было семеро детей: Артур, Валерий, Михаил, Виктор, Александр, Владимир, Николай. В семье Любови Петровны Шальновой и Петра Плотникова – пятеро детей. Остались в памяти семьи Серебряковых, Потаповых, Кудиных, Барановых, Бачиных, помню семьи с Украины: Доницюк, Ковальчук, Логойда.

По-разному складывались судьбы. Бабушки не стало в 1957 году, в 1960 году на лесоповале погиб наш папа, и мама на 24-м году жизни осталась вдовой с тремя детьми. Ей самой пришлось работать на лесоповале. Другой работы просто не было. А мне пришлось в пять лет стать нянькой для малолетних сестер: одной было три года, другой четыре месяца. Мама, работящая, бойкая, веселая певунья, недолго оставалась одна. Мы благодарны нашему отчиму, Владимиру Степановичу Замостьянину, что не побоялся взять маму с тремя детьми, не обижал нас, был настоящим мужчиной в нашем «бабьем царстве». В 1962 году семья переехала в поселок Нялино – детей надо было учить. А в 1966 году лесоучасток в ДОКе ликвидировали (из-под Шапши перевели в Добрино). Люди разъехались, сейчас из них в живых остались единицы. Но живы их дети и внуки.

Мы должны помнить о своих корнях, о своей малой родине, людях, которые ушли. Нашими родителями прожита большая, тяжелая жизнь, но они любили эту землю, верили, что хорошего больше, чем плохого, искренне любили людей. 

Мы исполнили последнее желание нашей мамы и похоронили ее на шапшинском кладбище. Пусть упокоится с миром рядом с близкими ей людьми, в земле такой родной деревеньки Шапша.